Добрая непокорность

16 декабря 2018 // Вечерняя Москва

Митрополит Калужский и Боровский Климент

«А еще называете себя верующими во Христа! А что у вас, в церкви, творится...» — и дальше следует указание на конкретный громкий случай или скандальное происшествие, связанное с тем или другим членом церкви. Каждый христианин слышал подобные обращения или в риторической форме, или адресованные лично ему. Иногда вопрос ставится ребром: можно ли вообще доверять церкви, в истории которой было, есть и, видимо, будет столь много сомнительных эпизодов.

Чтобы разобраться с этим вопросом, вспомним один из самых важных догматов, который говорит о том, как соединены во Христе две Его природы: божественная и человеческая. Они соединены в единой ипостаси Христа, не прелагаясь одна в другую, не сливаясь в «общую» природу, при этом они неразлучны с момента зачатия Спасителя в утробе Девы Марии и не будут когда-либо в вечности разделены.

Эта формулировка была выработана святыми отцами на Вселенском Соборе в Халкидоне, в борьбе с ересью монофизитов. Еретики делали упор на божестве Христа и умаляли Его человеческую природу. Они говорили, что человеческая природа Господа растворена в Его божественной природе так, как капля воды растворяется в огромном океане.

Если взглянуть на монофизитство с точки зрения духовной жизни, то мы увидим, что оно ведет к тому, что божественное в этом учении целиком и полностью подавляет человеческое. Соответственно, это позволяет человеку устраниться от активных действий в своей жизни, ведь монофизитство говорит о том, что человеческая природа полностью поглощена божественной и действует только она. К примеру, человек может сказать: «Пусть Бог во мне действует, как считает нужным, а не я. Если Бог захочет, пусть Он меня направит в больницу, помогать людям, которым сейчас тяжело, а сам я туда не пойду».

В монофелитстве — «лайт-версии» монофизитства — признаются две природы во Христе, но действие в Нем признается все равно одно — божественное. И если церковь — это Тело Христово, то, согласно монофелитству, в церкви надо признать тоже только одно — божественное — действие. Значит, человеческое действие здесь не нужно, оно бессмысленно.

Трудно нарисовать стрелочками, что к чему ведет, но некоторые конкретные примеры привести можно. Так, современные богословы обращали внимание на то, что у монофелитов, как и у монофизитов, действие приписывается личности. Согласно их точке зрения, то, что имеет действие, то личность, а что не имеет действия, личностью не является. Следовательно, нельзя назвать личностью человека в коме или эмбриона в чреве матери. Значит, допустимы аборты, допустима эвтаназия. С точки зрения монофелитства оправдать это можно, а с точки зрения православия — невозможно.

Это не значит, что все монофизиты — сторонники абортов и эвтаназии, но, опираясь на их богословие, невозможно осудить эти явления. Всегда будет зацепка, на основании которой их можно будет оправдать. А в православии такой зацепки нет.

Несколько ранее монофизитства существовала ересь, противоположная ей — несторианство. Несториане, напротив, придавали преувеличенное значение человеческой природе Христа и умаляли Его божественную природу. Они говорили, что даже Христос был обуреваем греховными помыслами, но боролся и побеждал их. Как видим, в несторианстве, напротив, придается слишком много значения, в то время как Халкидонский догмат говорит нам о правильном соотношении этих двух составляющих. Опираясь на него, мы можем вести правильную духовную жизнь в церкви.

Что же касается вопроса о том, почему люди, пребывая в лоне церкви, продолжают совершать грехи, поймем главное: как раз здесь и работает Халкидонский догмат о двух естествах. Церковь, как Тело Христово, состоит из двух естеств: человеческого и божественного. Человеческое естество — это мы, верующие люди, со всеми нашими человеческими недостатками и грехами.

Апостол Павел говорит, что в конце времен, когда Бог будет всяческая во всех, тогда и Сам Сын покорится Покорившему Ему все, то есть Богу Отцу (см. 1 Кор. 15, 28). Святитель Григорий Богослов, размышляя над этими словами, задается вопросом: как мы можем назвать Сына непокорным Отцу? Ведь если, как говорит апостол Павел, Сын покорится Отцу только в конце времен, значит, ныне Он Ему непокорен? Неужели в Святой Троице есть какая-то проблема?

И святитель Григорий поясняет, что Христос как Глава целого Тела делает человеческую непокорность Своей непокорностью. «И доколе я непокорен и мятежен своими страстями, дотоле и Христос, единственно из-за меня, называется непокорным. Когда же в конце времен Он приведет меня спасенного, тогда Сам Сын покорится Покорившему Ему все».

Христос воспринимает нас, всех членов церкви, со всеми нашими грехами, недостатками, несовершенствами. И наши греховные действия, безусловно, присутствуют в Церкви в ее человеческом, земном аспекте. Но в то же время в церкви действует и божественная составляющая — Дух Святой, который живет в ней, невзирая на то что каждый человек, даже святой, имеет свои грехи, обременен какими-то недостатками и немощами.

Ждать от церкви идеальности — это как раз будет монофизитство, потому что это значит отринуть человеческий аспект, человеческую составляющую церкви. Но говорить о церкви только как о земной организации, не учитывая ее божественную составляющую (то, что делают критики вне церкви), это будет ересь несторианства.

В церкви мы соединяемся с Христом, и Он делает наши грехи Своими — именно за счет того, что мы соединяемся с Ним в одно Тело. И Господь ныне смирил Себя до того, что воспринимает наши грехи как Свои и ими «непокорен» Отцу, чтобы спасти нас. Это процесс совместной, порой очень тяжелой, но необходимой работы.

Митрополит Калужский и Боровский Климент

Калужская
Свято-Тихонова
пустынь